Мы у мамы - города, или Знакомьтесь: мой брат Вовка

***

Перед собственным девятилетием я серьезно заболела. Чтобы отвлечь меня и настроить на выздоровительный лад, мама проговорилась, что они с папой подарят мне на день рождения питомца — живую зверюшку. Мама просто кудесница: мне стало некогда болеть — все силы уходили на отгадывание подарка.

Каждое утро я будила родителей предположениями: «Хомяк? Кролик? Шиншилла?» Тогда папа ляпнул, что этот зверь лысый. Мама строго посмотрела на него и сказала: «Сам ты лысый. Он просто… гладкий. И вообще, хватит гадать». Наутро я прискакала с воплем: «Знаю, знаю, это  тушканчик!»

Листая энциклопедию кошачьих, я спрашивала маму:

— Вот интересно, а на диких кошек у меня тоже будет аллергия?

— Хочешь тигра приютить? 

— Нет, каракала. Тут написано, что некоторые люди держат их дома.

Мама взяла у меня энциклопедию:

— А еще тут написано, что они вырастают размером с небольшого пони. У нас в квартире хомячку-то спрятаться негде, а каракалу и не повернуться будет.

Потом энциклопедия заинтересовала папу:

— Также здесь написано, что каракалы живут в покинутых дикобразами норах.

— То есть надо сперва дикобраза завести, — сообразила я.

— Ага, а потом его выгнать, — подсказала мама.

Папа отложил энциклопедию и взял мою тетрадь по окружающему миру. Cочинение о рыси ему больше понравилось:

— Сонь, чего это у тебя написано, что у рыси ноги короДкие? 

— А какие? — не поняла я.

— Нетлинные, — вздохнула мама.

Мне ровно девять

Едва продрав глаза, я бросилась встречать тушканчика, но на кухне родители упаковывали в праздничную коробку среднеазиатскую сухопутную черепашку. 

Это был самый-самый счастливый день рождения. Его отмечали в несколько приемов: двором у нас дома, классом в кафе, на кухне с родителями и тортом. Мама говорила, что спасибо нужно сказать Володе: это он спонсировал такое широкомасштабное празднество. Вовка даже фокусника пригласил в кафетерий. Я слышала, как мама возмущенно говорила папе:

— За такие деньги мы могли Амаяка Акопяна позвать, а у этого Копперфильда ни кроликов, ни теток для распиливания нет — я узнавала.

Но мама зря беспокоилась: и без кроликов юноша справился на ура. Особенно всех потряс финальный фокус. Мой друг и одноклассник Федя, человек проверенный и серьезный, ассистировал приглашенному волшебнику. Первой он вызвал меня. Попросил загадать любое животное, сосредоточиться на задуманном и силой мысли втолкнуть загаданное в голову мага. Я проделала это, он свою догадку записал, отдал записку Феде, и тогда я громко объявила: «Кошка!» Следующей вышла Кира. Ее фокусник попросил загадать любую марку машины. После того как записка была отдана Феде, Кира сказала во всеуслышание: «Я загадала «Вольво». Маше юноша протянул колоду карт, развернул веером, велел вытащить одну,  отвернулся. Маша показала всем туза пик. Фокусник спрятал его в колоду, убрал ее за пазуху, написал что-то и отдал записку Феде. И вот когда Федор раздал отобранные у мага листочки, мы с изумлением обнаружили, что на них написано: «Кошка», «Вольво», «Туз пик». 

Вечером, укладывая меня спать, мама вдруг призналась, что разгадала этот фокус. Моя мама. Разгадала фокус. Моя мама, которая не может даже угадать, в какой руке. Она сказала, что когда была примерно моего возраста, мой дедушка научил ее карточному фокусу, работающему по такой же схеме. Но я раскрывать секрет не буду. Не выйдет из меня космонавта — пойду Акопяном работать. 

***

Праздник кончился, и потянулись серые будни. Только Вовке их удается скрашивать. Он научился сидеть, как фигурка Будды в сувенирном магазине  — раскачиваясь из стороны в сторону. В семь месяцев, когда соратники вовсю лупят кашу и кабачки, а какие уже и мясо едва ли не с кости обгладывают, Вовка все маму объедает. Когда мама заболела, папа его, как котенка, кормил смесью из шприца. 

Из достижений — только разодранный Хемингуэй и есть. Я в братском  возрасте могла часами лежать, мусоля свою пятку, а ему все нужно куда-то спешить, ронять, ловить —  пятку-то он подтянуть не может: ляжки мешают. 

Мама начинает Вовке потихоньку читать книжки. Не знаю, как в семь с половиной месяцев, но года в два-три я художественную прозу не могла воспринимать. Меня интересовала только поэзия: речитатив Чуковского, озорной слог Маршака, спокойный и важный тон Михалкова («Юля плохо кушает»), немного странный в своей «Азбуке», но все-таки привлекательный Сапгир. 

Барто, кстати, никогда не любила. Хотела порвать книжку, да она из плотного картона оказалась. Покусала только и фломастерами расчирикала. Исключение составляли две сказки, которые мама рассказывала на ночь, а я слушала: «О рыбаке и рыбке» и волынка про обмен избами у лисы и зайца. Однажды мать пришла меня укладывать совсем уставшая. Я ей говорю: «Ты ложись, а я тебе расскажу сказку». Мама с радостью согласилась, и я начала: «Жил-был зайчик-белячок Вася в ветхой лубяной избушке у самого синего моря»…

В школе у меня без изменений. Мама продолжает жаловаться отцу:

— Удивительный ребенок: «металл» и «пластмасса» она, не задумываясь, пишет с удвоенной согласной, запятые расставляет интуитивно там, где нужно, а небо у нее гулубое, в лесу — тропинька.

Папа стойко защищает меня. Не сдал он позиций, даже когда мама сообщила, что я потеряла единственную осеннюю шапку, новую сменку, пресловутый пиджак и проковыряла в своем новом зонтике пальцем дыру. 

Задания по окружающему миру продолжают поражать новизной. Раздали нам каждому по бумажке, на которой всего одно слово написано. К нему нужно написать какие-нибудь приметы, пословицы, поговорки, загадки и, разумеется, рисунок приложить. Кому корова, кому медведь, кому цифра семь достались. Мне же выпало метро. Очень распространенное в русском фольклоре слово: не рой другому метро, не плюй в метро, от метро метро не ищут. Ладно, буду свет в конце тоннеля рисовать. Папа пришел меня поддержать, но его вызвала мама:

— Иди, там тебе наш дриссировщик подарок приготовил.